Двери настежь, парижские бордели
"Двери настежь, парижские бордели!
Пусть зараза по городу летит,
С голытьбою обвенчана судьбою", -
Королева Франции велит.
Король со златого ложа слетел,
То услыхав, чего знать не хотел:
«Вставай, народ, труба зовет,
Не то все до крошки Голод сожрет!"
И вот Король дал великий обет:
«Приязни в кровавых казнях нет,
Но бунтовщикам я воли не дам -
На плаху полягут ко всем чертям!"
И вот Не Породивший Сына отец
Съел, рыгнул и раскашлялся под конец:
«Обожаю войны, повешения, четвертования,
Смакую каждый кусок страдания.
Набили оскомину благодарственные завывания,
Предпочитаю выслушивать поношения
И выкушивать многотысячные жертвоприношения!"
Шар Земной Антуанетта взяла, -
Зараза из платья ее плыла.
К земле клонилась наша добрая Королева -
Лизоблюдами отягощенное древо.
Увидел верный Лафайет
Жест властный Короля -
И голод Францию объял,
И вымерли поля.
Услышал верный Лафайет
Антуанетты смех -
Зараза вспыхнула в стране,
Затронув вся и всех.
Увидел верный Лафайет
В цепях сию Чету -
И с тихим плачем стал не Палач им,
А Сторож на посту.
Ты был менялой, Лафайет,
Но барыши пропали:
Ты сострадания слезу
Променял на слезы печали.
Кто променяет свой очаг
На черный чужой порог?
Кто променяет пшеничный хлеб
На тюремный замок?
Кто ж пожалеет ураган
И ливневый поток?
Кто ж променяет свое дитя
На пса, что в пути промок?
Перевод В. Л. Топорова
(1800-1803)
Пусть зараза по городу летит,
С голытьбою обвенчана судьбою", -
Королева Франции велит.
Король со златого ложа слетел,
То услыхав, чего знать не хотел:
«Вставай, народ, труба зовет,
Не то все до крошки Голод сожрет!"
И вот Король дал великий обет:
«Приязни в кровавых казнях нет,
Но бунтовщикам я воли не дам -
На плаху полягут ко всем чертям!"
И вот Не Породивший Сына отец
Съел, рыгнул и раскашлялся под конец:
«Обожаю войны, повешения, четвертования,
Смакую каждый кусок страдания.
Набили оскомину благодарственные завывания,
Предпочитаю выслушивать поношения
И выкушивать многотысячные жертвоприношения!"
Шар Земной Антуанетта взяла, -
Зараза из платья ее плыла.
К земле клонилась наша добрая Королева -
Лизоблюдами отягощенное древо.
Увидел верный Лафайет
Жест властный Короля -
И голод Францию объял,
И вымерли поля.
Услышал верный Лафайет
Антуанетты смех -
Зараза вспыхнула в стране,
Затронув вся и всех.
Увидел верный Лафайет
В цепях сию Чету -
И с тихим плачем стал не Палач им,
А Сторож на посту.
Ты был менялой, Лафайет,
Но барыши пропали:
Ты сострадания слезу
Променял на слезы печали.
Кто променяет свой очаг
На черный чужой порог?
Кто променяет пшеничный хлеб
На тюремный замок?
Кто ж пожалеет ураган
И ливневый поток?
Кто ж променяет свое дитя
На пса, что в пути промок?
Перевод В. Л. Топорова
(1800-1803)
Оригинал:
Let the Brothels of Paris be opened
"Let the Brothels of Paris be opened
With many an alluring dance
To awake the Pestilence thro` the city,"
Said the beautiful Queen of France.
The King awoke on his couch of gold,
As soon as he heard these tidings told:
«Arise & come, both fife & drum,
And the Famine shall eat both crust & crumb."
Then he swore a great & solemn Oath:
«To kill the people I am loth,
But if they rebel, they must go to hell:
They shall have a Priest & a passing bell."
Then old Nobodaddy aloft
Farted & belch`d & cough`d,
And said, «I love hanging & drawing & quartering
Every bit as well as war & slaughtering.
Damn praying & singing,
Unless they will bring in
The blood of ten thousand by fighting or swinging."
The Queen of France just touched this Globe,
And the Pestilence darted from her robe;
But our good Queen quite grows to the ground,
And a great many suckers grow all around.
Fayette beside King Lewis stood;
He saw him sign his hand;
And soon he saw the famine rage
About the fruitful land.
Fayette beheld the Queen to smile
And wink her lovely eye;
And soon he saw the pestilence
From street to street to fly.
Fayette beheld the King & Queen
In tears & iron bound;
But mute Fayette wept tear for tear,
And guarded them around.
Fayette, Fayette, thou`rt bought & sold,
And sold is thy happy morrow;
Thou gavest the tears of Pity away
In exchange for the tears of sorrow.
Who will exchange his own fire side
For the steps of another`s door?
Who will exchange his wheaten loaf
For the links of a dungeon floor?
O, who would smile on the wintry seas,
& Pity the stormy roar?
Or who will exchange his new born child
For the dog at the wintry door?
With many an alluring dance
To awake the Pestilence thro` the city,"
Said the beautiful Queen of France.
The King awoke on his couch of gold,
As soon as he heard these tidings told:
«Arise & come, both fife & drum,
And the Famine shall eat both crust & crumb."
Then he swore a great & solemn Oath:
«To kill the people I am loth,
But if they rebel, they must go to hell:
They shall have a Priest & a passing bell."
Then old Nobodaddy aloft
Farted & belch`d & cough`d,
And said, «I love hanging & drawing & quartering
Every bit as well as war & slaughtering.
Damn praying & singing,
Unless they will bring in
The blood of ten thousand by fighting or swinging."
The Queen of France just touched this Globe,
And the Pestilence darted from her robe;
But our good Queen quite grows to the ground,
And a great many suckers grow all around.
Fayette beside King Lewis stood;
He saw him sign his hand;
And soon he saw the famine rage
About the fruitful land.
Fayette beheld the Queen to smile
And wink her lovely eye;
And soon he saw the pestilence
From street to street to fly.
Fayette beheld the King & Queen
In tears & iron bound;
But mute Fayette wept tear for tear,
And guarded them around.
Fayette, Fayette, thou`rt bought & sold,
And sold is thy happy morrow;
Thou gavest the tears of Pity away
In exchange for the tears of sorrow.
Who will exchange his own fire side
For the steps of another`s door?
Who will exchange his wheaten loaf
For the links of a dungeon floor?
O, who would smile on the wintry seas,
& Pity the stormy roar?
Or who will exchange his new born child
For the dog at the wintry door?
